То, что Украина сейчас переживает, и есть, в сущности, свобода и демократия. И, смею вас заверить, что лучше, на самом деле, просто не бывает. Раздрай, бардак и даже непрекращающаяся междоусобица и есть основные признаки вожделенной свободы.
Полковник Гордон Толл:
Сколько людей это стоит? Скольких жизней? Одной? Двух? Двадцати? В вашей роте будут погибшие, Капитан. Если вы не в состоянии это перенести, сейчас самое время дать мне об этом знать.
(Фильм “Тонкая красная линия”)
Свобода ведь состоит не в том, что вы лично можете делать и говорить, что вы хотите, а в том, что то же самое могут делать и другие, самые неприятные вам и просто глупые люди, чьи взгляды на жизнь, дурные привычки и внешний вид коренным образом отличаются от ваших. Такого безобразия, конечно, не происходит в упорядоченных авторитарных и тоталитарных, так называемых корпоративных режимах. Там все разложено по полочкам, и все знают свое место, свой шесток. Там не выскажут такую ересь (просто никому в голову такое не придет!), как, например, американский госсекретарь Джон Керри пару лет тому назад выдал германским студентам: “У нас в стране (США) любой дурак имеет полное право быть дураком.” И, тем не менее, каким-то образом раздрай, бардак и даже непрекращающаяся междоусобица (еще какая!) в самой Америке не в состоянии помешать ни ее экономическому, ни социальному, ни политическому развитию. Скорее, даже помогают. Значит ли это, что то, что американцу или немцу хорошо, то украинцу (русскому, китайцу и т.д.) смерть? Нет. Это значит, что в странах, избравших путь свободы и демократии, принимают как данное то обстоятельство, что свобода имеет определенную цену, или, как у них говорится, freedom ain’t free.
Каким образом кажущийся, а может и действительный, хаос свободного общества не ведет к разрушению и деградации государства и общества? Наличие общественных и государственных институтов. Люди, особенно воспитанные в традициях авторитарного мышления, имеют склонность путать понятия “функция”и “институт”. Разница между ними прекрасно отражена в средневековой европейской байке, в которой у двух человек, несущих в город по булыжнику, спросили, что они делают. “Несу камень.” – ответил первый. Другой сказал: “ Я строю Кельнский собор”.
Вот, смотрите, в каждой стране имеется президент или премьер-министр, экономика, армия, СМИ, дороги, суды, музыканты, и так далее. То есть, функционально они везде примерно одинаково направлены. Скажем, армия. Почему, например, малочисленные испанские конквистадоры успешно сражались с многочисленными индейцами. Не сталь, не кони и не долгозаряжающиеся аркебузы были залогом их успеха, а законченная система организации и ответственности и соответственный ей менталитет, называемые в просторечье институтом. Испанские отряды были военными институтами, с уставом и кодом действий. Погибшего капитана, заменял один из лейтенантов, лейтенантов замещали сержанты, и даже без офицеров испанцы продолжали оставаться единой силой. Кто-то всегда брал на себя ответственность. Индейцы же, мало того, что сражались индивидуально в толпе, буквально боготворили своего командира отряда, единственного и незаменимого. Достаточно было убрать его, и все войско приходило в замешательство. Когда я иногда читаю, как украинские бойцы жалуются, что их командир оставил часть на произвол судьбы, и никто больше не знал, что им делать… Ну, вы меня поняли.
И если уж говорить об институте армии, то можно припомнить и другое наблюдение конца 18-го века времен завоевания Индии Британией. Один индус легко положит с десяток британцев, 10 британцев сравнятся по силе с 10 индусами, 100 британцев разобьют 1000 индусов, 1000 британцев разгромят местную армию, 10000 британцев завоюют весь континент. Вопрос даже не вооружения и не патриотизма, хотя они и не мешают. Хотите военных побед – не переходите на личности, а способствуйте созданию полноценного института армии, в котором будут поощряться инициатива и компетентность.
Институт — это нечто большее, чем непосредственная функциональность. Это целый контекст существования. И его образование дело не одного дня и не одного президентского указа. Вот, говорят, что если полицейским, — о, миль пардон! — милиционерам или судьям платить много, то и коррупции не будет. Но это исходя из логики, что коррупция, как и кража куска хлеба умирающим дистрофиком, тоже базируется на недостаче неких жизненно необходимых ресурсов. Но ведь нет! Коррупция всегда там, где функции власти есть, а самих институтов власти нет. Нет контекста, когда человек имеет возможность совершить неприемлемое действие, но не совершает его именно потому, что оно неприемлемо в его окружении. Одни называют это моралью, я называю это действенными общественными институтами. Когда человека, который хвастается знакомым тем, что он что-то украл, не хлопают дружески по плечу, а с плохо скрываемым отвращением спрашивают, не стыдно ли ему и перестают с ним общаться. Тюрьма наказывает за уже содеянное, в то время как опасение быть отвергнутым окружающими предотвращает само преступление. Не зря же с самой древности остракизм или изгнание приравнивалось к смертной казни. И не зря же Сократ предпочел честную смерть унизительному изгнанию. Но, чтобы прийти к такому общественному сознанию, потребуется и время, и усилия миллионов. Конечно, хотелось бы, чтобы моментально и без усилий. И это вполне человеческое желание, ведь намерения у всех самые наилучшие, чего тянуть, включай национальную программу честности?
Насколько лет назад мне попалась история о том, как один известный английский писатель-публицист начала 18-го века, то ли Джонатан Свифт, то ли Даниель Дефо, издал памфлет против зла. Во как, одним, значит, махом! И уже через пару месяцев он сокрушался, что, несмотря на его писания, в мире так ничего и не изменилось, зло как было, так и осталось. Проверять достоверность истории я не стал. Уж слишком она хороша, чтобы в ней разочароваться. Соответствует настроению многих украинцев. Ведь действительно, уже год как победил Майдан, 9 месяцев как избрали нового президента, 4 месяца с момента избрания нового состава Верховной Рады, а Украина не только не в десятке самых развитых и свободных стран мира, но до сих пор не может искоренить коррупцию и засилье олигархов, не говоря уже об отражении агрессии с востока и восстановлении ее территориальной целостности! Выводы, в основном, делаются такие: либо там наверху не хотят, либо не умеют.
Особенно раздражают люди, с умным, по их представлению, видом задающиеся вопросом “кому это выгодно?”. “Qui prodest?” идет из юридической практики древнеримского права и к политике никакого отношения не имеет. В политике никому ничего не выгодно, и, в отличие от шахмат, в ней предпочтительнее делать второй ход. Первый ход подразумевает вынужденность перемен, а это потенциально чревато. Изначальное тактическое преимущество часто имеют экзальтированные популисты, способные на время зажечь массовые эмоции и проталкивать под шумок свою немедленную повестку дня. Как ИГИЛ и Путин. Но в долгосрочной перспективе неизменно выигрывают терпеливые и рассудительные хозяйственники, как администрация Обамы и китайское руководство, создающие общий контекст развития, для которого мелкие локальные детали не так и важны. Выгода состоит в поддержании непрерывности желательного тебе процесса.
Но мы упрямо предпочитаем видеть политику как игру, вроде любимого всеми футбола. В футболе на поле играют две команды и трое судей, но болельщики всегда уверены, что результат игры зависит только от усилий и энтузиазма игроков и тренеров их клуба, даже если они играют против “Барселоны”. Теперь представьте, что на поле 15 команд, 4 мяча и 6 судейских бригад, и вы получите примерную картину даже не мировой, а всего лишь региональной политики. Что в такой ситуации можно реально контролировать? Только самого себя. А если тренер, или президент, или премьер-министр серьезно стремится достичь максимально возможных в данном раскладе результатов, то стоит еще контролировать и ожидания других (английский термин — managing expectations).
Во время предвыборной компании, политики могут обещать все что угодно: понижение налогов, повышение социальных пособий, искоренение коррупции за год, окончание АТО за две недели, и так далее. Возможно, что они безбожно врут, возможно, что они исходят из идеального сценария вероятных событий, возможно, что они искренне верят в свой гений. Иногда обстоятельства действительно просто удачно совпадают. Александр Македонский с Наполеон тоже были великими полководцами. Не в последнюю очередь потому, что командовали самыми лучшими армиями своего времени, которые до них создали другие люди. В любом случае, успех лидера зависит от его команды.
Поэтому, кто бы ни был украинским лидером, его личные качества и идеи будут ограничиваться или расширяться возможностями его команды. И в данном контексте под командой подразумевается все население Украины. К сожалению, большинство людей считает, что в этой игре они всего лишь болельщики, что позволяет им в случае победы команды быть как бы соучастниками ее успеха, а в случае неудачи – винить исключительно тренера и игроков, при этом оставаясь как бы в стороне.
Извечная проблема управления ожиданиями. Сам термин пришел из мира бизнеса, где, с одной стороны, хочется любыми способами зацепить потенциального клиента, а с другой необходимо все-таки иметь возможность доставить ему обещанное. Скажем, компания производит электронные железки. Безбашенные менеджеры и агенты без зазрения совести обещают своим клиентам все, что те хотят услышать. Инженеры компании наивно протестуют по поводу того, что хотелки клиентов противоречат как законам физики, так и здравому смыслу. На что им отвечают пафосными призывами чего-нибудь там придумать, зря, что ли, деньги им платят. С физикой не поспоришь, проект проваливается, расстроенный клиент считает, что либо его надули, либо он имеет дело с некомпетентными балаболами, и уходит к тем, кто делает только то, что обещает, кто способен управлять ожиданиями других. Политики, в сущности, те же агенты по продаже, и обязаны принимать во внимание к чему может привести даже самый невинный треп, поскольку, в отличие от коммивояжеров и автомобильных дилеров, их до сих пор многие воспринимают всерьез. Но это одна сторона проблемы.
С другой стороны проблемы находятся все те, кто возлагает неоправданные надежды на способности и возможности правительства решить все вопросы к всеобщему удовлетворению. При этом, если продолжить футбольные аналогии, никто ведь не ожидает от полтавской “Воросклы” разгрома уже упомянутой “Барселоны”. Разве что Месси или Неймару могут ногу сломать, и то лишь при удобном случае. От правительства же и президента слабой и распотрошенной страны ожидают каких-то особых военных и социальных достижений, причем немедленно. На чем основан такой оптимизм? Ни на чем. Просто так хочется.
Ведь тут же еще такой момент. И президента Порошенко, и весь украинский парламент, какой он есть, избрали не столько потому, что они предложили некий выбор, а потому, что выбора, собственно говоря, и не было. Такая вынужденная безальтернативность во многом определяет характер событий в стране. Политических партий, как таковых, просто не наблюдается, они, скорее, клубы имени тех, кто оплачивает банкет, и взгляды общества разделяются вдоль простой и прямой линии – быть такой стране Украине или наплевать. Вопросы социальной и экономической политики уступают место инстинкту выживания, который на данный момент, впрочем, более уместен, чем метафизические рассуждения о культуре, истории и языке.
Но эти объективные обстоятельства вовсе не отменяют необходимости решений и действий, определяющих долгосрочную стратегию. Западные партнеры уже прямо говорят, что их дальнейшая помощь и участие в процессах становления страны напрямую зависят от реформ, направленных на создание в Украине демократического общества, свободного от коррупции. А что такое эти реформы? Кто может конкретно назвать и объяснить что, где, как и почему необходимо сделать? Все вроде бы согласились, что так жить нельзя. А как можно и нужно?
Известный российский экономист Александр Аузан любит иллюстрировать природу работы системы, как и я, на примере футбола. Цитата долгая, но стоит того. “В 1994 году на футбольном турнире Shell Caribbean Cup по правилам турнира в случае ничьей в основное время назначалось дополнительное; игра в дополнительное время шла до первого забитого мяча; мяч, забитый в дополнительное время, засчитывался за два. В последнем матче группового этапа встречались команды Барбадоса и Коста-Рики, причем Барбадосу для первого места нужно было побеждать с разницей минимум в два мяча, а Коста-Рику устраивает любой другой результат. И вот на 83-й минуте — счет 2:1 в пользу Барбадоса. Что начинают делать команды Барбадоса и Коста-Рики? Барбадос забивает гол в свои ворота, чтобы получить дополнительное время (и чтобы получить возможность забить гол, который тогда будет считаться за два). Команда Коста-Рики пытается забить мяч себе (ей только важно не проиграть в два мяча), а защитники Барбадоса защищают ворота Коста-Рики от нападающих Коста-Рики. Вот так работают институты!” Понимают ли это люди, рассуждающие о реформах в Украине? Или они считают, что если бы игроками и тренерами сборных Барбадоса и Коста-Рики были другие люди, условные патриоты, то их поведение в тех же обстоятельствах было другим? И если да, то почему?
Так можно же просто поменять правила игры! Об этом же все и говорят, в этом же и состоит суть реформ. Беда в том, что, в отличие от добрых намерений, моментальных системных изменений просто не бывает. Понятно, что можно просто принять закон, утверждающий новые правила игры. Но закон сам по себе не является инструментом перемен; он всего лишь разъясняет логистику применения некой общей идеи, обычно заложенной в некой общей декларации или конституции. Все, что закон может делать, это или закрепить уже сложившиеся условия и понятия в правовых нормах, или создать отправную точку, в надежде, что со временем новые правила игры утвердятся в обществе. Первый подход присущ британско-американской системе прецедентов, где предпочитают законодательно закреплять уже существующие реальности, в то время как второй подход европейского права, родом из наполеоновского кодекса, чаще пытается влиять на будущее. Можно, кстати, просто похерить законы и попробовать менять игру по-своему, не спрашивая разрешения сверху. Но без детальной логистики закона и системной организации, все это заканчивается в лучшем случае люстрацией в мусорных ящиках, а в худшем – линчеванием подвернувшихся под горячую руку прохожих с неправильным выражением лица.
По идее, создание условий для перемен и проведение реформ в жизнь входит в мандат правительства и государства. Но это по идее, в теории. Как однажды изрек величайший мыслитель современности Гомер Симпсон, обращаясь к своей жене: “В теории, Мардж! Коммунизм тоже работает. В теории!” Но вы сами-то видели это государство и это правительство? И вот им доверяется изменить каким-то образом существующие правила игры? Да, там есть достаточно компетентные и достойные люди, но никто не станет спорить, что их количество недотягивает до необходимой критической массы. Система всегда может с пользой использовать героя, но герой никогда систему за раз не поменяет.
К тому же, если для нормальной работы системы ее участникам необходимы некие особые личные качества, что-то в этой системе не так. Как говорится, героизм – расплата за некомпетентность. Примеры прямо перед глазами. Несмотря на страшилки тактики “гибридной” войны, в любой стране с компетентным государством, разведкой и вооруженными силами вопрос Крыма и Донбасса просто бы не стоял, и нужды в героических добровольцах и киборгах просто бы не было.
В свою очередь, когда героические комбаты, уже став депутатами Рады и членами ее комитетов, начинают после военной неудачи обличать МО и Генеральный Штаб в некомпетентности и предательстве, но делают это не в процессе работы парламента, того самого места для прогрессивных перемен, а на публичных форумах, где ничего, кроме эмоционального всплеска, не происходит, то возникает вопрос: а где они были все это время? Все мы умны задним умом. Для этого не нужно быть парламентарием. Поэтому только у нас, не обремененных властью и ответственностью, есть моральное право отвязываться на форумах в Facebook’e. Мы-то в комитетах не заседаем, у нас другие, слабые возможности влияния на события.
К сожалению, слишком много народу подменяет обыденную некомпетентность громким словом “предательство”. Психологически объяснимо. Измена это нечто скрытое, незаметное глазу, ее не видно и, следовательно, мы за нее не в ответе. Некомпетентность же всегда на виду и, следовательно, в том, что она определяет нашу жизнь, виноваты мы сами, когда с ней миримся. Некомпетентность, упакованная в популизм – прямой путь в коррупцию.
Живущим по принципу “пока гром не грянет, мужик не перекрестится” не следует сетовать, что Россия выигрывает “информационную войну”, что коррупция цветет и пахнет по-прежнему, что правительство и парламент, кажется, не в состоянии ничего сделать правильно. Все эти вещи происходят не сами по себе, не в сферическом вакууме, а среди людей, в обществе, в стране. Не всякая страна заслуживает такого правительства, которое она имеет. Не случайно же председатель Мао подчеркнул, что именно винтовка рождает власть. Но любое общество, независимо от политического строя, получает тот уровень ответственности и компетентности, который оно согласно терпеть.
Но это вопрос не одного месяца и не одного года. Компетентность равняется годам образования и практики; это результат долгого процесса, а не щучьего веленья. Если за четверть века Украина не смогла создать по-настоящему профессиональных политиков, журналистов и генералов, то за день этого не исправить, даже при наличии миллионов бескорыстных патриотов. Писатель и журналист “Нью Йоркера” Малком Гладвелл популяризовал идею 10000 часов, согласно которой, чтобы достичь профессионального уровня в любой деятельности, требуется посвятить ей десять тысяч часов или примерно 10 лет. Можно и ускорить процесс, если, как Битлз в Гамбурге, играть семь дней в неделю по четырнадцать часов в день. Но, в среднем, и скрипачу, и хирургу, и генералу, и министру потребуется лет десять лет занятий и практики, чтобы достичь уровня компетентности. Не находиться в должности, а полностью соответствовать ей. Иначе приходится учиться на ошибках, что во время боевых действий означает потерю многих жизней. Но другой альтернативы нет.
Поэтому, пока не появится поколение 10000 часов (если оно еще появится), не стоит особо полагаться на громкие выражения недовольства властью и публичные протесты. Нет, протестами можно, конечно, добиться, чтобы кого-то сняли, а кому-то что-то дали. Можно даже вместо парламента и правительства устроить перманентный Майдан и, как в древней Спарте, избирать руководство, ориентируясь на громкость криков в поддержку очередного кандидата в министры. Но ожидать, что это изменит систему, смешно. Ожидать, что это создаст общественные и политические институты, нереально.
В сегодняшних обстоятельствах требовать от президента и правительства, армии и финансистов особых достижений и побед бессмысленно. Они делают, что могут, а могут они не так уж много. Конечно, в СМИ и интернетах хватает знатоков, предлагающих убрать всех плохих старых политиков, олигархов и генералов, и заменить их на новых и лучших. К сожалению, ни конкретных имен, ни особой квалификации потенциальных лидеров они, как правило, не дают.
Хотя, тем не менее, у общества имеется не только право, но и гражданский долг требовать компетентности и правдивости от людей, облеченных ответственностью. Подчеркну: не наивно ожидать компетентности и правдивости от любого чиновника, офицера или политика, но тупо требовать. Спрос, рано или поздно, рождает предложение. Хотя стоит также помнить, что честный и правдивый руководитель будет обязан говорить и делать то, что требуется для общего блага, а значит, многим это может и не понравиться. Но честность и компетентность неотделимы от свободы и демократии. Они все имеют свою цену, которую всем приходится платить. Часто самую высокую.
А теперь, после того, как я понизил ваши ожидания, позвольте продать вам немного осторожного оптимизма. На самом деле все не так мрачно, как могло показаться из вышесказанного. Несмотря на то, что поражения и ошибки неизбежны, все-таки Украина начинает не с нуля. Ее люди начинают не с нуля. У нее имеются лидеры. Не вожди, и именно лидеры, немногочисленные, но все равно неплохо тянущие на себе невероятно тяжелый груз, который пока что они не в состоянии переложить полностью на институты власти и общества, как делают в развитых странах. У Украины есть достаточно активных граждан, способных самостоятельно определять общественные приоритеты и действовать согласно обстановке. Есть история, есть знания, есть международные связи, есть желание, есть эмоции и есть опыт, часто тяжелый и болезненный. И вполне возможно, что из 10 лет или 10000 часов, необходимых для освоения предмета, половина, или три четверти уже зачтены и приняты во внимание. Вполне возможно, поскольку за одного битого двух небитых дают, что каждый день, месяц и год, пережитый после победы Майдана и поражения под Иловайском, будет считаться за два или три. Возможно, что свобода стоит ровно столько, сколько за нее согласны платить. Бесплатная же свобода не стоит ничего.
Дмитрий Бергер, Канада, для "Хвилі"
